В погоне за прибылью. Законы развития рынка и коммерческих фирм - Валентин Домченко

Кроме того, полностью самостоятельно ремеслу кузнеца обучиться мало реально – ведь это то же самое, что изобрести его заново. Поэтому кто-то еще должен тратить свое время на передачу навыков. Когда есть кузнец, у которого подмастерья могут учиться походя, так как он постоянно занят своим ремеслом, это не представляет собой проблемы. Но крестьянам, по совместительству выполняющим функции кузнеца для собственных нужд, нужно будет специально выделять время на то, чтобы передать навыки другим членам общины, и издержки применения металлургии от этого вырастут еще больше.

Из-за всего этого без профессионального кузнеца применение металлических орудий труда окажется нецелесообразным, и даже сами знания о технологиях металлургии будут утеряны, так как некому будет их передавать. Таким образом, применение той или иной технологии производства становится возможным только при определенном уровне разделения труда.

Однако здесь важно понимать, что профессия кузнеца может появиться в общине только при наличии потребности в достаточно большом количестве металлических орудий труда. Дело в том, что кушать кузнец хочет независимо от того, сколько изделий он делает, и кушать он должен не меньше, чем земледельцы – иначе ему самому будет проще стать земледельцем. Но чем меньше кузнец производит плугов и кос, тем больше продуктов питания за одно изделие он должен получать от других членов общины. Если изделий будет нужно слишком мало, то использование металлических орудий труда будет обходиться общине слишком дорого, что, опять же, поставит вопрос о целесообразности использования данной технологии. При этом то, сколько орудий труда понадобится, определяется количеством работников, которые их используют, то есть количеством земледельцев в общине.

Но допустим, что в нашей общине численность населения уже успела достаточно вырасти, и на изделия кузнеца существует достаточный спрос. Использование металлических орудий труда позволяет повысить эффективность земледелия, и в общине появляются излишки продуктов питания, превышающие текущее потребление.

Наличие этих излишков позволяет появиться новой производственной цепочке, которая производит новый конечный продукт – гончарные изделия. Изначально вся эта цепочка состоит из одного гончара, который снабжает всех жителей общины горшками, а они за это делятся с ним излишками продуктов питания. При этом для того, чтобы углубить разделение труда в цепочке производства гончарных изделий, необходимо, опять же, увеличить количество работников, занятых в цепочке. Но чтобы прокормить этих новоиспеченных гончаров, нужно увеличить и объем излишков продуктов питания, производимых земледельцами. Соответственно, нужно увеличить и количество людей, занятых в земледелии.

Таким образом, и повышение производительности труда, и увеличение разнообразия продукции в экономической системе требует увеличения количества людей, в ней занятых. Это и есть то самое ограничение уровня разделения труда размерами рынка, о котором говорил Смит.

Сам он тоже указывал на связь уровня разделения труда с численностью населения в экономической системе. Вот как он это объяснял: «Существуют профессии, даже самые простые, которыми можно заниматься только в большом городе. Носильщик, например, ни в каком другом месте не может найти себе занятие и прокормление. Деревня является слишком узким поприщем для приложения его труда, даже город средней величины вряд ли достаточно велик для того, чтобы обеспечить ему постоянную работу. В уединенных фермах и маленьких деревушках, разбросанных в такой редко населенной стране, как горная Шотландия, каждый фермер должен быть вместе с тем мясником, булочником и пивоваром для своей семьи.» Таким образом, уровень разделения труда в экономической системе в целом будет ограничен количеством работников, участвующих в ней.

Разумеется, приведенный пример является крайне упрощенным – реальная экономика гораздо сложнее. Но его вполне достаточно, чтобы проиллюстрировать базовые механизмы развития системы разделения труда. Далее в книге я буду постепенно добавлять к этим механизмам новые «уровни сложности», чтобы приблизить их логику к реальной действительности.

Тем не менее, говоря здесь о размере рынка, нужно понимать, что разделение труда существовало задолго до того, как появился рынок как таковой. По свидетельствам историков, изначально, до появления рынка, вся экономическая деятельность осуществлялась людьми в рамках общественных хозяйств, экономика которых была замкнутой и управлялась командно-административными методами, аналогично тому, как это делалось в СССР и делается по сей день в Северной Корее. Интересно, что греческое слово «oikos», от которого произошло само слово «экономика», как раз и обозначало такое общественное хозяйство.

Именно в рамках таких распределительных структур изначально и создавалось разделение труда, причем как рутинное, так и инновационное – разве повернется у кого-то язык сказать, что в Советском Союзе не было инноваций? Тем не менее уровень разделения труда в таких хозяйствах подчинялся тем же самым ограничениям, что и в рыночной системе, и зависел от количества работников в хозяйстве.

Разделение труда и образовательная система

Говоря об этом, я не могу не привести одну интересную иллюстрацию принципов разделения труда, описанных в этом разделе. Иллюстрация эта связана с различиями образовательных систем, сложившихся на Западе и в СССР. Не секрет, что унаследованная от Советского Союза российская система образования отличается от западной образовательной системы гораздо большей фундаментальностью преподаваемых знаний. Длительность обучения в наших ВУЗах составляет пять, а для некоторых специальностей даже шесть лет вместо трех-четырех лет бакалавриата на Западе, и насыщенность учебной программы у нас гораздо выше.

По этой причине советские, а затем и российские инженеры (в числе которых был и я), контактируя со своими западными коллегами, с удивлением обнаруживали, что уровень подготовки у этих самых западных коллег, вообще-то, существенно ниже, чем у них. Однако при всем этом живут западные коллеги гораздо богаче, чем наши соотечественники. Естественно, при этом возникал закономерный вопрос: если мы такие умные, то почему мы такие бедные? Ответ на него напрашивался сам собой: проблема в правительстве «этой страны», как любят называть Россию представители интеллигенции.

На самом же деле проблема здесь вовсе не во властях, и не в стране, и даже не в пресловутом «менталитете», а в уровне разделения труда. Экономика советской распределительной структуры включала в себя гораздо меньше населения, чем западный рынок, а потому уровень разделения труда в ней был гораздо ниже. Этим и была обусловлена потребность в системе образования, готовившей специалистов широкого профиля с фундаментальными знаниями, хотя из-за более низкого уровня производительности труда благосостояние населения в СССР было гораздо ниже, чем на Западе.

Однако эта ситуация стала меняться с включением России в западный рынок после распада СССР. Теперь Россия становилась частью уже западной системы разделения труда, и советская образовательная система просто не соответствовала ей. В этой связи стоит вспомнить известное высказывание министра образования Андрея Фурсенко: «…недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других».

Казалось бы, это высказывание абсолютно «вредительское», но государство, в отличие от обывателей, считает деньги, которые оно тратит на образовательную систему, и задумывается о том, зачем оно это делает. В рамках западной системы разделения труда, частью которой теперь стала и Россия, такая система образования оказалась действительно не нужна. Какая нужна – это, на самом деле, вопрос открытый.

Мне в этом плане повезло – я имел возможность сравнить обе системы образования. Диплом инженера я получил в России, а магистратуру по экономике и бизнесу окончил в Австралии. При этом я на своей шкуре прочувствовал, насколько российская образовательная система не соответствовала системе разделения труда. Я начал работать по специальности на четвертом курсе – моим первым местом работы стала телекоммуникационная компания, как раз активно внедрявшая западные технологические достижения. Там я с удивлением обнаружил, что практически ничему из того, что реально требовалось на рабочем месте, в институте меня не учили, и многим вещам пришлось учиться «с нуля». Тем не менее, имея фундаментальные знания, учиться было довольно легко.